«Впереди – Иисус Христос…»
Автор: Священник Евгений Беляков, настоятель храма св. Николая Чудотворца, организатор и руководитель общества любителей церковной истории Северо-Востока России, преподаватель ОПК в Гимназии (английской), Гимназии № 24 , г. Магадан; yaranga@bk.ru |
Тип статьи: сценарий урока-духовное эссе
Страницы: 21–27
Ключевые слова: погода, проекция души, бесценная человеческая жизнь, границы рационального
Аннотация статьи: «На лесной поляне молился человек… На лице его было выражение удивительное – то самое, что бывает на лицах людей, вспоминающих детство или что-либо равноценно дорогое. Человек крестился размашисто и быстро: тремя сложенными пальцами правой руки он будто тянул вниз свою собственную голову… Это был заключенный Замятин, священник из одного барака со мной…Замятин служил обедню в серебряном лесу. (Варлам Шаламов, «Колымские рассказы»)
Их обедни «в серебряном лесу» преобразились в храмовые Литургии, привели на Колыму многих глубоких и мудрых священников.
Когда впервые читаешь поэму Александра Блока «Двенадцать», финал поэмы вызывает сначала легкий шок, потом недоумение, и только после повторного прочтения все становится на свои места. Действительно, в финальной сцене можно ожидать появления кого угодно кого угодно, но не Иисуса Христа.
Слишком уж несовместимы методы революции и христианства, слишком живо звучат в памяти только что слышанные призывы: «Эх-эх, согреши! Будет легче для души!», «Пальнем-ка пулей в Святую Русь!», слишком много радости слышится в словах «Эх, эх, без креста!»... И это не единственная странность поэмы.
Повторное недоумение мы испытываем, когда пытаемся пересказать сюжет «Двенадцати». Вспоминаются «Кавказский пленник», «Полтава» А. С. Пушкина, «Демон» М. Ю. Лермонтова и другие поэмы со сложным многоплановым сюжетом. Здесь же... «идут двенадцать человек...», по пути убивают Катьку и... все – ни начала, ни конца... Однако внимательный читатель не может отделаться от ощущения, что это убийство – не главное, что происходит в поэме, что наряду с этой грубой сюжетной' линией тянется еще одна ниточка – главная, ради которой поэма и была написана, в которой и выразился в полной мере творческий гений Блока. Так что же происходит в поэме на самом деле?
Давайте начнем с погоды. Нередко бывает так, что состояние природы в произведении служит своеобразной подсказкой, помогает лучше понять его общий настрой и, следовательно, более глубоко проникнуть в замысел автора. Тем более что Блок, по собственному признанию, видит в природе не просто «окружающий мир», а нечто большее: «Меня тревожили знаки, которые я видел в природе, но все это я считал «субъективным» и бережно оберегал от всех». Тем более что и поэму свою он начинает именно с описания погоды. Какова же она в «Двенадцати»? Давайте прочитаем те строки поэмы, в которых Блок уделяет этому особое внимание.
Чтение отрывков из поэмы.
1
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер –
На всем божьем свете!
Завивает ветер
Белый снежок.
Под снежком – ледок.
Скользко, тяжко...
***
Ветер хлесткий!
Не отстает и мороз!
***
Ветер веселый
И зол и рад,
Крутит подолы,
Прохожих косит…
***
... свищет ветер...
2
Гуляет ветер, порхает снег...
4
Снег крутит...
10
Разыгралась чтой-то вьюга,
Ой, вьюга, ой, вьюга!
Не видать совсем друг друга
За четыре за шага!
***
– Ох, пурга какая, Спасе!
11
И вьюга пылит им в очи
Дни и ночи Напролет...
12
... ветер с красным флагом
разыгрался впереди
вьюга долгим смехом
заливается в снегах...
Итак, – ветер и вьюга, одним словом – непогода. И это действительно НЕ погода, а точнее – не только погода. Можем ли мы представить себе ветер, который дует одновременно «везде» («на всем божьем свете»)? Наверное, нет. Значит, речь идет не просто о движении воздушных масс в атмосфере, какая-то другая сила скрывается за этим образом. Какая-то другая сила «разыгралась» с человеком: сбивает его с ног, «крутит» им, как хочет, «свищет» как Соловей-разбойник, «прохожих косит», «гуляет» по России. К концу поэмы она превратится во вьюгу (ветер со снегом), которая будет «пылить в очи» и заливаться долгим демоническим смехом.
Нашу догадку подтверждает и «цветовое решение» Блоком своей поэмы. «Черный вечер, белый снег...». Черный и белый – два основных цвета поэмы. «Белый – Черный» – универсальная цветовая символика борьбы света и тьмы, добра и зла. Позже появится красный цвет, цвет крови, как символ жестокой битвы, войны до крови. И все. Белый, Черный, Красный... Это значит, что речь в поэме пойдет только об этом противостоянии, ничего лишнего. Этим объясняется и религиозная символика поэмы.
Похоже, что, вслушиваясь в «музыку революции», гением своим Александр Блок почувствовал, что в 1917 г. в России совершалось нечто большее, чем смена политического строя, нечто гораздо более грандиозное, чем революция. Что? Давайте читать дальше.
Известно, что в революционные дни Блок ходил по Петрограду, всматриваясь в лица людей, вслушиваясь в обрывки разговоров, доносившихся до его слуха, грелся у разложенных на улицах костров, пытаясь уловить в революции главное для поэта – ее дух и музыку. И первая глава поэмы – это своеобразный отчет об этих «экспедициях». Мы видим различные сцены из жизни петроградских улиц, слышим грубые шутки, обрывки фраз, очевидно, слышанные самим Блоком. Чувствуем саму атмосферу переходного времени, когда комическое «старушка, как курица...» мешается с беспомощным «уж мы плакали, плакали...», тревожное «Погибла Россия!» с бессовестно-пошлым «и у нас было собрание...», когда все покрывается трагическим «Хлеба!» и страшным «черным, черным небом» над головой. Все так живо, что создается впечатление, будто Блок записывал эти сцены, фразы прямо на улице в блокнот, чтобы потом передать нам. Но для нас не это самое ценное в первой, вводной главе поэмы, а то, что музыка революции, которую он так жаждал услышать, начинает звучать уже сейчас.
Скажите, каким мы видим человека в первой главе? Сильным, могущественным, гордым – каким? (Ответы детей.) Беспомощным, слабым, зависимым, жалким. А кто же тогда «заказывает музыку», что противопоставляется слабости человека? (Ответы детей.).Сила и могущество стихии. Только ветер весел и рад. И необычайно зол. Ветер «хлесткий» – характеристика удара в боксе. И мы, конечно, помним, что речь идет не об обычном ветре, а о том, который «на всем божьем свете»... Такое ощущение, что сама злоба разлита в воздухе, сбивает с ног человека, «подолы крутит, прохожих косит». Заливается смехом, радуется беспомощности человека, жаждет его гибели... Вот он – безжалостный дух революции. И он, конечно же, не в воздухе. Смешно было бы обвинять воздух в жестокости. Он гораздо глубже – груди «товарища»: «злоба, грустная злоба кипит в груди... Черная злоба...». Именно отсюда вырывается она и («тра-та-та!») «косит прохожих». «Ветер веселый и зол и рад...», разве не его музыку, не его злые завывания слышим мы в словах: «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем»?.. Разве не этот ветер бродит «в крови» (3-я глава). Он как будто ворвался в души людей («Холодно, товарищи, холодно!»), и уже не понять, кто же «гуляет» в поэме – «ветер» (2-я глава) или «голытьба» (7-я глава). И уже не знаешь, то ли это ночь, вьюга, холод завладели душами людей, то ли наоборот, эта ночь, и вьюга, и холод вырвались из их душ наружу и теперь все это воет, вьюжит, ухает, скрипит, завывает и носится по России...
Итак, погода в поэме – это проекция того, что происходит в сердцах и душах «товарищей».
Но что-то еще, какой-то важный, постоянно повторяющийся, назойливый мотив примешивался к звукам общей симфонии в эти первые дни и месяцы революции, и творческий гений Блока улавливает и его. В слове этот мотив воплотился так:
Черная злоба, святая злоба...
Пальнем-ка пулей в Святую Русь...
Эх, эх, согреши!
Будет легче для души!
Эх, эх!
Позабавиться не грех! (об убийстве)
Что все это значит? Почему это злоба стала святой? Почему от греха на душе должно стать легче? И т. д. Как вы думаете? (Ответы детей.) Другими словами, мы имеем дело с иерархией ценностей, в которой все перевернуто с ног на голову. А точнее, с христианской иерархией ценностей, вывернутой наизнанку. Зло объявляется добром, святыня требует уничтожения, для спасения души нужно грешить, жизнь – самое дорогое, что есть у человека, ни во что не ставится. Одним словом,
свобода, но «эх, эх без креста!», – свобода безнравственных ограничений. При таком положении вещей «пуляй, в кого хочешь: хоть в Святую Русь, хоть в Катьку, хоть в Ваньку – «тра – та – та.»... Когда на человеке «креста нет», когда в нем нет ничего святого», любое убийство можно оправдать чем угодно – идеей революции, благом человечества и т. д.:
Что, Катька, рада? – Ни гу-гу...
Лежи ты, падаль, на снегу!
Революцьонный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг –
т. е. речь идет о сознательном попрании христианской, традиционной для России системы нравственных ценностей. Более того, этому придается ореол подвига («потяжеле будет бремя нам, товарищ дорогой»). Показательны в этом смысле 7–10-я главы. Только что произошло убийство Катьки...
И опять идут двенадцать,
За плечами – ружьеца.
Лишь у бедного убийцы
Не видать совсем лица...
Мы видим нормальную человеческую реакцию. Убийца испытывает чувство вины. Так переживает, что на нем и лица нет. Сила сокрушения настолько велика, что у автора поэмы он вызывает сочувствие – Блок называет его «бедным», как бы жалеет его.
Все быстрее и быстрее
Уторапливает шаг.
Замотал платок на шее –
Не оправиться никак...
Он «уторапливает шаг», как будто хочет убежать от самого себя, от угрызений совести. Похоже, его бьет дрожь, морозит, он нервно кутается в платок, но не может справиться с собственной совестью, не может «оправиться» от собственного поступка. Эта внутренняя борьба настолько сильна, что не может укрыться от взоров его спутников. Они замечают произошедшую в товарище перемену, несмотря на темень, вьюгу, несмотря на то, что все их внимание должно быть направлено в ночь, «на незримого врага»:
– Что, товарищ, ты не весел?
– Что, дружок, оторопел?
– Что, Петруха, нос повесил,
Или Катьку пожалел?
И Петруха, не стесняясь своей «слабости», плачется перед товарищами «Ох, товарищи родные, эту девку я любил...» и т. д. Он жалеет о сугубой глупости своего поступка, поскольку убивает не врага на войне, не защищая кого-то или самого себя, а убивает из единственной только ревности – «сгоряча». Похоже, он сокрушается о том, что бесценную человеческую жизнь прервала вспышка минутного гнева.
Загубил я, бестолковый,
Загубил я сгоряча... ах!
Последнее «ах!» настолько выразительно, что и сам проникаешься сочувствием к этому несчастному. Но какова же реакция его спутников?
– Ишь, стервец, завел шарманку...
«Шарманку» –тздесь намеренное преувеличение, как будто он уже неделю изо дня в день кается перед ними в собственных грехах.
Что ты, Петька, баба, что ль?
Вот уже знакомая нам «перевернутость» действует в его спутниках: по-настоящему мужественный поступок («имей мужество признать свою неправоту») называется «бабским», сильная сторона характера признается слабостью человека.
– Верно, душу наизнанку
Вздумал вывернуть? Изволь!
Здесь уже откровенное глумление: «Хочешь нам исповедаться? – Давай! Сейчас мы тебе все грехи отпустим!»
– Поддержи свою осанку!
– Над собой держи контроль!
«Одумайся! Будь человеком! («Шаг держи революцьонный!»)». Умение слышать голос собственной совести уже не является критерием человечности.
–Не такое нынче время,
Чтобы нянчиться с тобой!
Потяжеле будет бремя
Нам, товарищ дорогой!
Разве есть тяжесть (бремя) тяжелее той, которая тяготит душу? Здесь как бы говорится «Главное – это не то, что внутри тебя происходит, в твоей душе, а то, что происходит вовне – на улицах, в политике, те задачи, которые стоят перед революцией».
Как же реагирует на это Петька?
И Петруха замедляет
Торопливые шаги...
Работа совести как бы приостанавливается.
Он головку вскидавает,
Он опять повеселел...
И дальше – поразительно! – новая оценка убийства:
Эх, эх!
Позабавиться не грех!
Теперь уже убийство – это не грех, это забава. Общая «перевернутость» входит и в душу Петрухи. И не просто входит, а получает свое логическое развитие:
Запирайте етажи,
Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба –
Гуляет нынче голытьба!
«Нынче», т. е. когда свершилась эта перемена. И далее мы становимся свидетелями не просто преступного безобразия, разгула, «узаконенного» идеей революции, – какая-то глубинная, нутряная злоба выходит наружу. Скоро «ветер» превратится во «вьюгу». Вся 8-я глава по стилю напоминает былину, только вместо богатырской отваги здесь правит бал бандитская и нечеловеческая удаль:
Уж я времячко
Проведу, проведу...
Звучит как угроза. Это угроза и есть:
Уж я темячко
Почешу, почешу...
Уж я семячки
Полущу, полущу...
Ужь я ножичком
Полосну, полосну!..
Ты лети, буржуй, воробышком!
Выпью кровушку...
***
И больше нет городового –
Гуляй, ребята, без вина!
Ужасом веет от этих слов. «И больше нет городового...» –нет сдерживающей силы, в городе воцаряется хаос. Что-то эти ребята нагуляют... И если наше предположение о связи между внутренним состоянием двенадцати и погодой в поэме верно, сейчас должна разразиться буря. И действительно, следующая глава так и начинается:
Разыгралась чтой-то вьюга,
Ой, вьюга, ой, вьюга!
Да это уже и не совсем вьюга:
– Ох, пурга какая, Спасе!
Не выдерживает Петрухина душа этого разгула, вновь взывает к Богу.
– Петька! Эй, не завирайся!
Тут же одергивают его дружки.
От чего тебя упас
Золотой иконостас?
«От чего могут спасти доски иконостаса? Посмотри на себя:
Али руки не в крови
Из-за Катькиной любви?»
Обычный прием уголовников. Внушить человеку мысль, что назад в мир честности и порядочности возврата уже нет. «Какой такой Спас, ты же убийца!».
– Шаг держи революцьонный!
Вот она — альтернатива! Все то же «Эх! Без креста! Но, это, кажется, уже и жизненное кредо:
...И идут без имени святого
Все двенадцать – вдаль.
Ко всему готовы,
Ничего не жаль...
«Ко всему готовы, ничего не жаль...» – последняя стадия в потере человеческого облика.
И вьюга пылит им в очи
Дни и ночи
Напролет...
«Пылит», значит, засоряет, слепит. Не в лицо – «в очи». Мы с вами помним народную мудрость «глаза – зеркало души» Значит, их ослепляют собственные озлобленность и страсти, над которыми душа уже не властна, наоборот – порабощена ими
«Дни и ночи напролет...». Как и «Ветер, ветер – на всем божьем свете!», эта фраза убеждает нас в том, что речь идет не о каком-то конкретном ненастном вечере. Блок говорит о |революции вообще, делится с нами тем, что ему открылось. В этой короткой фразе слышатся и пророческие нотки – необычайно долгим для России будет этот «черный вечер», – пора откладывать на черный день. Так оно и получилось...
Так мы подходим к последней, самой таинственной главе поэмы. Почему в финале появляется именно Христос? Какое отношение имеет Он к этим людям? Читаем дальше.
...Вдаль идут державным шагом...
– Кто еще там? Выходи!
Впереди – сугроб холодный,
– Кто в сугробе – выходи!..
– Эй, откликнись, кто идет?
– Кто там машет красным флагом?
– Приглядись-ка, эка тьма!
– Кто там ходит беглым шагом,
Хоронясь за все дома?
– Все равно, тебя добуду...
57
Словно слепые... И они действительно слепы («эка тьма!»). Только не физически, а духовно. Поэтому и не видят ни собственной беды, ни Христа.
Это – ветер с красным флагом
Разыгрался впереди...
«Ветер» – собственная их злоба слепит и дразнит их.
... только эхо откликается в домах...
«Неугомонный враг», разумеется, так и не появился... Его и не было. Была идея врага. Нужно же было чем-то прикрывать свое «нынче будут грабежи», свое «отмыкайте погреба – гуляет нынче голытьба!», свою злобу: «Ты лети, буржуй, воробышком! Выпью кровушку за зазнобушку...», свое упоение свободой без креста: «И больше нет городового – гуляй, ребята, без вина!» и т. д.
Вот что почувствовал Блок в воздухе революционного Петрограда, вот как открылась ему революция, вот что он расслышал в ее музыке. Правда, под грохот этой музыки сам Блок расслышан не был. Но революционные массы «Двенадцать» приняли, кто же не любуется своей удачной фотографией... Сам же Александр Блок, заглянув в открывшуюся ему бездну, вслух поэму нигде не читал и после «Двенадцати» почти ничего уже не писал. Оставил подаренные ему новой властью посты и на вопрос «Почему вы не пишете?» отвечал: «Все звуки умолкли». Но было бы ошибкой считать, что «Двенадцать» убили поэта.
Когда писатель на страницах своих произведений пишет о вере, мы понимаем, что он свидетельствует о внутреннем опыте собственной духовной жизни, т. е. Бог сначала входит в жизнь писателя и только потом в жизнь его произведений. С Блоком же все произошло с точностью до наоборот. Но обо всем по порядку.
Как объяснить финал поэмы? Как объяснить присутствие среди всего этого бессовестного разгула Иисуса Христа? Почему Он «впереди» двенадцати? Что за флаг в Его руках?
Надо сказать, что слово «впереди» возымело почти магическое действие на многих читателей поэмы. Но «впереди» – еще не значит «с». Обратите внимание, когда речь заходит о присутствии Христа, Блок строит безглагольную фразу:
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной...
Из такой фразы не понять, идет ли Он с ними? И уж тем более идут ли с Ним они. К тому же может ли быть предводитель «невидим». Давайте вспомним и важную в этом смысле фразу «...и идут без имени святого»... Его поступь «надвьюжна», Он – над вьюгой, непричастен вьюге, «черная злоба» не «кипит в Его груди», т. е. вьюга «Двенадцати» не входит в Его сердце и не выходит из него (вспоминаются слова, сказанные Спасителем ученикам на Тайной Вечери: «...идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего»).
В Его руках действительно флаг. Но впервые за всю поэму этот флаг не красен, а кровав, и в творчестве Блока это не может быть случайностью. Значит, это другой флаг, не большевистский. Скорее всего, здесь мы имеем дело с семантической параллелью. У христиан, как и у большевиков, есть свой флаг, по которому их узнают везде – это крест, на котором Христос был распят, на который пролилась Его кровь (поэтому «флаг» в руках Христа и «кровавый»), который Он нес на себе к месту казни, и который Он вновь несет на Себе как символ новых распятий, которые готовит Ему новая Россия.
Таким образом, в поэме Иисус Христос присутствует совсем не как вождь двенадцати (они, кажется, и не подозревают о Его присутствии), а так же, как и в реальной жизни, – всегда, везде, незримо. ,
Появление Христа в революционном хаосе поэмы... Оно неожиданно не только для нас. Неожиданным оно было и для самого Блока. Известна его фраза «Я не хотел, чтобы шел Христос, мне хотелось, чтобы шел Другой»... Но это уже было делом не ума, не логики. В своем творчестве Блок выходит за границы рационального. Постигая творческим гением происходящее, он не просто пишет, нет – сначала видит и только потом пишет. «Я записал то, что увидел и услышал. Я – свидетель» – его слова... Только этим можно объяснить, почему поначалу принявший революцию Блок пишет о ней такую страшную поэму. Но в этом и чудо – подлинное творчество очищает запыленное вьюгой зрение. Среди революционного хаоса Блоку открывается присутствие в мире Бога... Чем-то этот разваливающийся, пыхтящий «цигарками», одинаково жестоко стреляющий в свое святое прошлое и своих любовниц, грабящий, плюющийся «семячками», играющий «ножичками» мир должен удерживаться от ужаса окончательного распада. И он удерживается страданиями любящего Бога... Кровавый флаг, который несет Христос – это крестный символ отступнического греха России.
Так о чем же поэма «Двенадцать»? (Высказывания детей.)
Общий вывод: внимание Александра Блока приковано не столько к тому, что происходит в России, сколько к тому, что происходит с Россией. Речь в поэме идет о духовном отступничестве русских людей от тех нравственных идеалов и ценностей, которые они исповедовали веками.
Новости
- 17.01.2025 НОВИНКА в продаже - Рассказы о важном в жизни. Сборник рассказов для детей с вопросами для обсуждения. Крупные буквы.
- 25.11.2024 НОВИНКА в продаже - ОТ МОСКВЫ ДО БЕРЛИНА. Дорогами войны. Рассказы детям Сергея Алексеева о Великой Отечественной войне 1941–1945 гг
- 04.11.2024 НОВИНКА в продаже - ДЕТИ — герои-победители Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Краткая история подвига, или Биография бессмертия
- 01.11.2024 НОВИНКИ в продаже - Прописи-тренажёр по выработке и коррекции навыков письма
- 13.08.2024 НОВИНКА в продаже - Очень важный разговор… Конспекты занятий по обучению детей этике и этикету